Ничего не изменилось. Только Форт теперь смотрел на следователя немного озадачено.
- С вами всё в порядке, господин Фигаро? Может, у вас голова болит? Так лучше, чем сто пятьдесят коньяка от головной боли средства пока не придумали. Угощаю.
- Голова?.. – Следователь с трудом проглотил вставший поперек горла ком. – М-м-м... Да, есть немного... Простите. Мы с вами говорили...
-...о бумагах.Помню, помню. Да какие вопросы: подойдите к трём часам на перекрёсток Вокзальной и Первой к зданию городского архива. Вас будут ждать, и покажут любые записи, которые вам только понадобятся. А насчёт квартирки в городе вы, всё же, подумайте. – Форт запрокинул голову и громко расхохотался.
Его язык не был обложен; слизистые рта – нормального розового цвета. Зубы слегка желтоватые, но, скорее, от табака, чем от какой-то болезни.
Фигаро молча кивнул, налил себе полный стакан рома и, коротко отсалютовав городскому голове, выпил спиртное как воду.
Его ощутимо трясло.
Глава 6
...Солнце и свежий воздух немного привели следователя в чувство, но не до конца. У Фигаро было ощущение, что ему в лицо прыснули каким-то ядовитым психотропным газом, вроде тех, о которых в Особом отделе рассказывали на «Общей теории самозащиты».
«Может быть, ты просто испытал короткую галлюцинацию? Там было не особо светло, жарко, твое зрение не успело привыкнуть к резкой перемене освещения»
Он схватил эту мысль, точно мошку и нещадно раздавил.
Нет, что бы с ним не случилось в «Трёх Коронах» это была не галлюцинация. Визуальные глюки, слуховые, да ещё и обонятельные? На ровном месте?
«Нет. Отбрось успокоительные мысли сразу же. Рассуждай как следователь. Ты увидел... что-то. Городской голова Форт изменился на твоих глазах дважды, превратившись из простого гуляки в запойного полумёртвого алкоголика, а затем произошла обратная трансформация. Почему? Внешнее псионическое влияние? Ты бы сразу же его почувствовал, разве что с тобой работал «врождённый» псионик. Но зачем? Какой в этом смысл?»
Городской голова был человеком явно не бедным. Даже если он – пьяница, у него наверняка есть средства на алхимические процедуры, которые могут поддерживать его физическое и психическое здоровье в норме до глубокой старости.
Тогда что это за странная трансформация? И почему она длилась так недолго?
Предположим, Форт – латентный чародей. Такое иногда случается: скрытые колдовские способности могут никак себя не проявлять, но иногда – например, если хорошенько заложить за воротник – они спонтанно вырываются наружу. Хорошо известен пример Козьмы Рубинштейна, столичного счетовода, который при сильном стрессе превращался в огромного зелёного силача-переростка, крушившего всё вокруг без разбору (он, к счастью, не калечил людей, но вот городское имущество страдало весьма изрядно). Может, тут что-то вроде? Псионические способности, что проявляются только после пары стаканчиков? Может, городской голова испытывает неосознанную вину за свои злоупотребления и способен – тоже неосознанно, разумеется – проецировать её на окружающих, внушая им образ полумёртвого забулдыги? Такой себе своеобразный крик о помощи? Тогда становится понятно, откуда этот мерзкий пост-эффект: ощущение, будто Фигаро отравили. Ему приходилось сталкиваться с псиониками, и это было, в общем, похожее чувство.
Похожее, но не ведь не настолько, правда?
«Неплохо, неплохо, – Воображаемый Артур тихонько поаплодировал в выделенном ему закоулке головы, – за гипотезу – твёрдая «четвёрка». Но ты, сдаётся мне, кое-что упускаешь. Точнее, тебе так понравилась твоя идея, что ты пытаешься не принимать в расчёт все имеющиеся переменные. А вот за такое я уже бы порол ремнём. Подсказка: было кое-что ещё. Думай»
Да. Действительно, было и ещё кое-что: странное, но устойчивое ощущение того, что всё происходящее – некое невнятное шапито, цирк, театр, постановка. И, давай начистоту, это чувство преследует тебя с того самого момента, когда ты сошёл с поезда. Оно становилось то сильнее, то слабее, а то и вообще почти затухало, но полностью не пропадало ни разу. А сейчас, в «Трёх Коронах», оно было особенно сильным.
«Ищи то, что отличается. Всегда пробуй взглянуть на ситуацию под другим углом. Особенно когда этого хочется меньше всего»
Фигаро посмотрел на часы, важно сверкавшие сияющим циферблатом на башне ратуши. Без четверти час. Форт сказал, что следователь может приходить в архив за нужными ему записями в три. Отлично. Как раз то, что надо. Времени более чем достаточно.
Пять минут – дойти до гостиного двора, и подняться на третий этаж.
Ещё пять минут – проверить защитные заклятья на двери и в комнате (всё чисто, никто не заходил, никто не выходил, никто ничего не колдовал).
Запереть дверь изнутри – две секунды, плюс минута на то, чтобы обновить весь комплект заклинаний, «подлить» в них свежего эфира.
Так, теперь саквояж: свечи, коробка с «живым мелом» с Дальней Хляби, набор циркулей, уголков и линеек. К чёрту в дальний угол полосатый ковёр, что уютно разлёгся прямо посреди комнаты, закрыть ставни, выпить стакан воды (голова всё ещё немного гудела).
Фигаро, как всегда, чертил колдовские знаки пыхтя, и высунув от усердия кончик языка: метафизическая начерталовка давалась ему не то, чтобы очень тяжело, но там, где ошибок допускать было ни в коем случае нельзя, рука ведь обязательно дрогнет в самый неподходящий момент – закон подлости во всей своей красе. Теперь свечи – это просто – потом зажечь их небрежным взмахом руки, запитать получившуюся конструкцию влив эфир в Центры Восхождения, убедиться в стабильности системы, дабы случайно не самораспылиться в субатомную крошку... отлично, теперь можно и выдохнуть.
Пока заклинание «настаивалось», следователь, ругаясь и громыхая содержимым саквояжа, извлёк на свет божий основной компонент предстоящего ритуала: побитое молью чучело рыжего кота на деревянной подставке, аккуратно установив его в центр нарисованной на полу пентаграммы.
Короткая формула, Открывающий жест и краткий миг головокружительной темноты.
Личных сервиторов создавали и настраивали всегда индивидуально, строго под каждого колдуна, поэтому никакого особого сопротивления при совмещении эфирных «каркасов» своей ауры и ауры сервитора Фигаро не почувствовал. Так, лёгкая встряска и ощущение, что тело расплывается мягким пушистым облачком, всасываясь в отведённые для него пустоты, будто рука входит в старую знакомую перчатку – потёртую, ношеную, но от этого не менее удобную.
Запечатанный внутри оболочки сервитора кот технически был вполне себе жив; он сидел на подоконнике и яростно стучал лапой по оконному стеклу, пытаясь поймать муху. Муха была большой, жирной и медлительной, так что шансов у неё не было, однако усатый бандит, как и все кошки, был не прочь поиграть со своей жертвой: он то прижимал муху лапой к подоконнику, то отпускал её на пару мгновений лишь для того, чтобы снова с оттяжкой треснуть по обречённому насекомому. Коту было весело.
Рыжий усач бросил на следователя короткий взгляд, мяукнул – мол, чего уставился, не видишь, делом занят – и вернулся к своему занятию.
Следователь не стал мешать коту. Он потянулся, чувствуя, как со скрипом и скрежетом приходит в движение его старая-новая оболочка, махнул хвостом, и, спрыгнув на пол с деревянной подставки, рыжей молнией вылетел в окно.
Третий этаж? Ерунда, пустяки: вот дерево – совсем рядом – а вот и ограда. Высокие кусты: сквозь них, сквозь старый камень, сквозь ткань пространства, момент приятного оцепенения в застывшем времени (камни это ведь просто затвердевшая память земли о событиях столь давних, что человеку трудно даже представить себе такие сроки), и, наконец, улица.
Метафизики до сих пор не могли прийти к единому мнению по поводу того, где находится колдун в теле личного сервитора, когда он в нём находится. В стандартном евклидовом пространстве? Тогда почему все или почти все материальные объекты для сервитора проницаемы? В эфире? Но тогда почему сервитора могут видеть обычные люди? Когда Фигаро в облике рыжего кота пробегал сквозь каменную ограду, то какой-нибудь слесарь Дымка, проходи он в этот момент мимо, увидел бы именно это: кота пробегающего сквозь каменную ограду (после чего, не исключено, означенный слесарь надолго завязал бы с водкой). В конце концов, устав от бесконечных споров на эту тему, метафизики сошлись на том, что «сервитор в момент его активации является как физическим объектом, так и его эфирной проекцией» и закрыли вопрос, притворившись, будто подобная формулировка вообще хоть что-нибудь объясняет.