Некоторое время оба молчали, созерцая красоту, раскинувшуюся за окнами поезда, где прямо внизу, под невидимой из вагона лентой железной дороги, подвешенной на арке Летучего моста, сверкала широкая лента реки, на берегу которой раскинулась миниатюрная деревенька в тридцать домов. На воде покачивались лодки, в которых сидели сонные рыбаки в широкополых шляпах (рыбаки, казалось, вообще не обращали внимания на тонкие, едва заметные с такого расстояния коромысла удочек), а на берегу сушились, лениво трепыхаясь на ветру паутины сетей. Над домишками стлался туман печного дыма, и, казалось, там, внизу, время застыло, намертво сжатое в горячих объятьях жаркого растрёпанного июня.

- Эх, – следователь мечтательно вздохнул, – хорошо бы меня откомандировали вон туда, в это местечко. Я бы там кладбище месяц проверял. Таскал бы рыбу, нашёл местного самогонщика, ходил по лесам... Да чёрт с ними, с лесами, мне и рыбы хватит. Тут, наверно, сом на макуху бойко идёт.

- Сом – если повезёт. Но карп, я вам скажу, просто таки огромадный встречается. Лично ловил на блесну – простой протяжкой. А раков там вот просто как грязи. Я тут родился. – Инженер улыбнулся, и одним махом допил пиво. А у деревни – можете себе представить? – даже названия нет. Говорят просто «уречье». Рыбу там коптят, сушат, солят, жарят... эх, да чего там с ней только не делают. Местная валюта, во как.

- Копя-я-я-я-ят... – Фигаро облизнулся. – Решено: на обратном пути заеду сюда. Я рыбу люблю. И ловить, и запекать, и просто уху. И рыбалку люблю.

...Паровоз с размаху влетел в очередной короткий тоннель, звонко свистнул, и, врезавшись в пушистое зелёное лето, немного протянул вверх по пологому склону, после чего неспешно и даже как-то вальяжно принялся пробираться по узкой лощине. Мимо проплыл знак «Осторожно, камнепад!» и по окнам вагона защёлкали ветви деревьев, каким-то немыслимым образом приткнувшихся на этих склонах, где поросшие мхом серые бока скал кое-где виднелись среди коней и дёрна.

В коридоре раздался весёлый звонок, и зычный голос проводника прокричал: «следующая станция – Серебряная пагода! Время прибытия – семь двадцать, время стоянки – пятнадцать мину-у-у-ут!»

- Ого. – Следователь посмотрел на часы. – Через час прибываем, получается. Ну что ж, думаю, по пиву ещё успеем.

- И партию в шахматы. – Тон инженера не допускал никаких возражений. – У меня с собой дорожные шахматы, и, сдаётся мне, что часа как раз хватит, чтобы разделать вас под орех.

- Разделаете, не переживайте. Я плохо играю. Так вам захватить кружку «Дубового»?..

Глава 2

После того, как Александр Фигаро сошёл с поезда в Серебряной пагоде, он понял, что влюбился, причём влюбился окончательно и бесповоротно.

Для полного осознания этого следователю понадобилось минут двадцать, но даже первый глоток воздуха, который он сделал, сойдя с решетчатой подножки вагона на белый камень, что аккуратными шестиугольниками устилал платформу...

Вокруг маленького аккуратного здания вокзала, чем-то похожего на белёную беседку, цвели липы, и их запах, разливаясь в вечернем воздухе, кружил голову, пробуждая спрятанные где-то глубоко воспоминания о совсем ином лете и совсем иных временах, когда деревья были выше, взгляд – чище, а мир вокруг разматывался точно клубок, давая возможность пойти по любому мыслимому пути в однозначно светлое будущее. Лёгкий ветерок, что лениво трепал ветви деревьев, приносил с низких склонов старых гор прохладу потаённых ледяных ручьев, ароматы полевых цветов и сосновой смолы.

По земле стлался дым; тут же, прямо рядом с вокзалом, в открытом павильончике жарили на углях мясо и разливали пиво из больших деревянных бочек. Продавали сушёную воблу загорелые рыбаки в соломенных шляпах, лениво отгоняя веточками мух от своего товара, что гроздьями висел на просмоленных шнурах подвешенных к чему-то вроде сложенных из веток шалашей, под натянутым между деревьями тентом шлёпали по днищам перевёрнутых бочек костяшками домино седобородые старцы, а совсем юные безусые молодчики стреляли из пневматических «Ижиков» в маленьком тире.

Следователь с наслаждением потянул ноздрями, крякнул, и отправился туда, где были пиво и мясо.

Немного запоздало он понял, что в своём костюме выглядит как столичный франт (ну ладно, до франта Фигаро явно не дотягивал, но вот за мелкого фабриканта вполне мог бы сойти, если бы не ужасающий безразмерный саквояж, бьющий следователя по коленям), а в маленьких городках таковых не сильно жалуют. Однако высокий бородач с ярко-синими глазами (он, похоже, был тут кем-то вроде трактирщика) лишь приветливо кивнул головой, вытер руки о зелёный парусиновый фартук и, тряхнув гривой седых волос, усмехнувшись, сказал:

- Что, любезный, оголодали, небось, с дороги? Ну, присаживайтесь вона туда, на колоду. Да-да, там, где столики с солонками, видите? Мясо-пиво, так?

- Так. – Фигаро облизнулся. – Два шампура мяса и две кружки пива. А, и если можно, хлеб. Чёрный.

- Можно, можно. – Бородач ловко перевернул над углями несколько шампуров и тут же сбрызнул водой появившиеся там, куда упали капли жира, венчики пламени. – За всё с вас, сталбыть, пол-серебряка. Кидайте вон туда, в коробку, и присаживайтесь. Пиво вам сейчас принесут, а мясо, сами видите, придётся немного подождать.

Следователь машинально кивнул, снимая с головы шляпу-котелок из тёмно-зелёного фетра и шаря в карманах в поисках мелочи. Половина серебряной монеты за два огромных шампура мяса и две кружки бочкового пива – пусть даже и не «Столичной короны», а какой-нибудь местной варки – таких цен просто не могло быть в природе. Даже в Нижнем Тудыме всё вышеозначенное обошлось бы Фигаро почти в три раза дороже.

Он молча бросил в коробку деньги, добавив пару медяков сверху, но трактирщик (или как там, к бесу, правильно было его называть) даже не посмотрел в его сторону, колдуя над своими решётками с угольями. Следователь пожал плечами, и уселся на распиленное надвое бревно, перед которым на низких толстых колодах лежала доска, что, по всем признакам, служила столом.

Вечерело. Солнце медленно клонилось к горизонту, опускаясь на перину из тончайших бледно-серых облаков, красиво подсвеченных снизу оранжевым. Там, на горизонте, были горы – старые и совсем низкие – мерцающие огоньки семафоров и маленький поезд, с такого расстояния казавшийся игрушечным. Поезд, который, вполне возможно, был тем самым, на котором следователь приехал в Серебряную Пагоду, натужно пыхтел, взбираясь на очередной каменистый склон, и дым из его трубы, принимая причудливые очертания, опускался с насыпи в долину внизу, где среди лесной чащи загадочно сверкало тёмным глазом маленькое озеро.

Из города неспешно подтягивались люди, но не толпа, как опасался Фигаро, а так, десяток-другой. Главным образом, это были крепкие мужики в серых рабочих комбинезонах и тяжёлых кирзовых ботинках (Фигаро вспомнил, что в городке есть ткацкая фабрика, и подумал, что это, должно быть, работники именно оттуда, пришедшие промочить горло в конце смены). Было, впрочем, и несколько молодых парочек, но их больше интересовали тир и скамейки в укромном уголке за зданием вокзала. Оживился и хозяин тира: низенький толстенький старичок в бутафорском цилиндре из чёрного картона, тут же принявшийся выставлять на широкие деревянные полки призы. Выбей двадцать – получишь набитого соломой зайца, выбей пятьдесят, и получи плюшевого медведя с глазами-пуговицами, ну а набьёшь сотню – станешь счастливым обладателем двух билетов в местный синематограф, где в маленьком прокуренном зале, должно быть, до сих пор показывают «Чёрную маску» и «Историю любви», а киномеханик пьёт самогонку из берестяной фляги и продаёт из-под полы гашиш.

Старшее поколение и молодёжь умудрялись каким-то чудесным образом совершенно не мешать друг другу: работяги в комбинезонах, заказав себе пива и мяса, расположились за свободными столами (и даже после этого свободного места под тентом осталось ещё очень и очень много), достали из карманов коробки с домино и застучали костяшками по дереву, хмурясь и сосредоточенно дёргая кончики усов, а парочки, в основном, вертелись возле тира и обнимались на лавочках в тёмных углах. Судя по всему, здесь, на маленькой вокзальной площади действовали определённые правила, сильно облегчающие местным жителям жизнь.